Иванов Валерий Борисович

Из книги "Тайны морские", серии "Тайны Cевастополя"  Часть 9
Как топили корабли в Севастопольской бухте

В сентябре 2004 года европейская общественность отметила 150-летие Крымской (Восточной) войны 1853-1856 гг. Представительные правительственные делегации из России, Украины, Италии, Франции, Великобритании и Турции посетили Севастополь и приняли участие в юбилейных мероприятиях посвященных этой дате. В этот же период в Севастопольском филиале МГУ прошла международная конференция по тематике Крымской войны. В докладах и выступления неоднократно поднималась тема гибели русского парусного флота в период Крымской войны. Эта тема многие десятилетия не дает покоя ученным и исследователям, историкам и корабелам. Попробуем и мы разобраться в тонкостях этой морской операции.
Крымская война», как называли ее в России, или Восточная, как именовали ее на Западе, была самой крупной европейской войной ХIХ-го столетия. В союзе с Турцией против России в этой войне выступали Англия, Франция и Сардинское королевство. Центральным событием Крымской кампании стала осада Севастополя, оплота военно-морских сил России на Черном море. Героическая оборона Севастополя длилась 349 дней. Славный город защищал немногочисленный (75 тысяч) гарнизон, отражавший атаки союзнических войск, общая численность которых превышала 170 тысяч.
2 сентября 1854 года Англия и Франция начали высадку под Евпаторией. В этот же день приказом Корнилова была объявлена диспозиция флота, составленная Нахимовым «на случай, если понадобится выйти в море». В двух колонах готовились выйти в море 14 линейных кораблей и 7 фрегатов. Неприятельская армия тем временем двинулась к Севастополю. 8 сентября, с первыми выстрелами Альминского сражения, вице-адмирал В.А.Корнилов и подполковник Э.И.Тотлебен поскакали на место боевых действий, но встретились на реке Каче с нашими войсками, отступавшими после кровопролитной схватки. Здесь же состоялась их беседа с главнокомандующим князем Меншиковым, который поручил Корнилову принять меры к защите бухты, затопить часть судов, а Тотлебену выбрать фланговую позицию на Инкерманских высотах, с которой можно было бы угрожать неприятелю при движении его к Северной стороне.
Утром 9 сентября Корнилов собрал военный совет флота из флагманов и командиров судов. На совете вице-адмирал предложил выйти в море и атаковать неприятельский флот, стоявший у мыса Лукулл. По его мнению, в случае успеха можно было уничтожить неприятельские корабли и тем самым лишить союзную армию продовольствия и возможности получать подкрепления. В случае неудачи Корнилов предлагал сцепиться на абордаж, взорвать себя и часть неприятельского флота на воздух и умереть со славой. Отстаивая честь флота, Корнилов видел в героической смерти спасение Севастополя.
Понимая душевный порыв начальника штаба Черноморского флота, большинство собравшихся на военный совет всё же не были с ним согласны. Эту точку зрения решился высказать командир линейного корабля «Селафаил» капитан 1 ранга Зорин, предложивший затопить поперёк входа в бухту часть старых судов, а моряков свести на берег и там, на бастионах защищать Севастополь. Мысль эта родилась не на совете, она обсуждалась моряками и раннее. По воспоминаниям, ещё за несколько дней до созыва совета контр-адмирал Истомин высказал эту идею капитану 1 ранга П.А.Перелешину и «находил её, при известных условиях, весьма основательной». Не согласившись с мнением военного совета, Корнилов распустил его и отправился к главнокомандующему. Князь Меншиков знал о двух мнениях по защите города, высказанных на совете. Выслушав Корнилова, он согласился с решением военного советом и приказал затопить корабли.

В ночь с 10 на 11 сентября 1854 года по распоряжению А. С. Меншикова и согласно приказу В. А. Корнилова на Севастопольском рейде были затоплены 5 линейных кораблей и 2 фрегата со всей оснасткой, артиллерией и находящимися на них практически всеми запасами.
Около четырех часов дня 10 сентября 1854 года первые пять кораблей: «Три Святителя», «Варна», «Селафаил», «Уриил», «Силистрия» и фрегаты «Сизополь» и «Флора» начали переходить на буксире пароходов на назначенные к затоплению места. К утру 11 сентября корабли были затоплены поперек Севастопольской бухты, из воды торчали верхушки мачт. Зрелище это было довольно тяжелым, некоторые матросы не выдерживали — плакали. Эти корабли составили первую линию затопления. Таким образом, было создано искусственное заграждение против проникновения неприятельских судов в бухту.
Второй этап затопления состоялся в конце зимы 1855 года. В ночь с 12 на 13 февраля между Николаевской и Михайловской батареями (вторая линия) затопили корабли «Двенадцать Апостолов», «Святослав» и «Ростислав», фрегаты «Кагул» и «Мессемврия», а 16 февраля — фрегат «Мидия».
Третья линия находилась западнее Сухой балки. Здесь 27—28 августа затопили: корабли «Великий князь Константин», «Париж», «Императрица Мария», «Храбрый», «Ягудиил», «Чесма»; фрегат «Кулевчи» и пароходофрегат «Владимир» легли на дно почти на середине бухты. В Южной бухте и Килен-бухте топили более мелкие суда, в основном бриги и шхуны. Наконец 30 августа у северного берега Севастопольской бухты были затоплены все оставшиеся пароходофрегаты и пароходы.
Всего в Севастопольской бухте было затоплено 75 основных военных судов и 16 вспомогательных, включая шхуны.
В дни обороны города затопление судов оценивалось, особенно моряками, неоднозначно. Павел Степанович Нахимов не соглашался ни с какими рассуждениями в защиту приказа главнокомандующего, был искренне рассержен и в беседе с Камовским воскликнул: «Это все проклятая дипломатия-с!»
А после окончания Крымской войны в военной литературе развернулась острая полемика, в которой большинство теоретиков приходило к заключению, что затопление части судов флота было оправдано. Но настойчиво высказывались и противоположные суждения.
Так необходимо ли было затопление части судов у входа в бухту?
Следует отметить, что призванные защищать вход в Севастопольскую бухту береговые батареи не были полностью вооружены к началу обороны: пустыми оставались казематы и места для орудий на парапетах. Из 533 орудий, стоявших на береговых батареях, к осени 1853 года было только 28 бомбических 3-пудовых пушек и 160-пудовых единорогов. Большинство орудий на батареях было калибра от 36 до 12 фунтов. В то же время многие линейные корабли русской и союзной эскадр имели на нижних палубах только тяжелые бомбические пушки, то есть на одном корабле бомбических пушек было больше, чем на вооружении всей Севастопольской крепости.
Наличие на вооружении крепости небольшого числа таких орудий объясняется тем, что в соответствии с тактикой флота (ведение боя на близких дистанциях и прорыв на внутренний рейд) обороной посредством дальнего огня пренебрегали, и береговые батареи преимущественно вооружали более подвижными орудиями, которыми легче и быстрее можно было сосредоточить в угрожаемом со стороны флота пункте.
Учитывая недостатки расположения береговых батарей и их вооружения, уже после начала войны (в декабре 1853 года) князь Меньшиков приказал расставить линейные корабли по диспозиции таким образом, чтобы бортовым огнем они могли поддерживать береговые батареи.
В январе 1854 года были освящены построенные в глубине бухты Двенадцатиапостольская, Парижская и Святославская земляные батареи. Вооруженные 59 орудиями, а в апреле того же года вошли в строй батареи, построенные в районе Константиновской батареи и прикрывавшие ее.
Но даже для мирного времени состава артиллеристов не хватало: необходимо было иметь 3252 человека артиллерийской прислуги, между тем среднесписочный состав в ротах артиллерийского гарнизона колебался от 996 до 1018 человек. Поэтому в конце декабря 1853 года к орудиям береговых батарей были назначены матросы 37-го флотского экипажа, солдаты инженерной военно-рабочей роты, рабочие экипажей и резервной бригады 13-й пехотной дивизии.
Увеличение артиллерийского гарнизона за счет неподготовленных солдат не могло положительно сказаться на повышении боевого мастерства. Слабо были подготовлены и офицеры гарнизонной артиллерии, в основном выходцы из унтер-офицеров и сдавшие экзамен на офицерское звание. Предвидели ли моряки возможность прорыва неприятельского флота сквозь огонь береговых батарей на внутренний рейд? На этот вопрос можно ответить однозначно: да, предвидели.
Атакующим кораблям можно было противопоставить либо корабли, либо мощный огонь береговой артиллерии.
Еще 11 августа 1853 года по приказу Корнилова 8 линейных кораблей двумя колоннами, с десантом в баркасах на буксире, провели «примерную атаку» Севастопольской бухты под огнем (холостым) береговых батарей. Маневр Корнилова указал не только на неправильное представление силы вооружения, но и еще раз на недостатки приморских укреплений.
По предложению Корнилова на Константиновской батарее была усилена артиллерия – было установлено десять 3-пудовых бомбовых пушек, да и дальнейшее строительство береговых батарей, о которых говорилось выше, было произведено по его инициативе.
В том же 1853 году был поставлен еще один опыт. Для выяснения действенности огня береговых батарей пароход «Бесарабия», взяв на длинный буксир (около 640 метров) старый тендер, вел его с моря малым ходом по створной линии на севастопольский рейд. По тендеру стреляли орудия батарей № 10 и Константиновской. Однако опыт ничего не дал, так как почти сразу был перебит буксирный канат, и его не повторяли.
Наконец, в августе 1854 года была предпринята попытка еще раз проверить действенность огня батарей. Участник обороны Севастополя Гунаропуло описал это событие так: «…для этой цели начальство пожертвовало одним старым купеческим бригом. Пользуясь попутным ветром, на нем поставили паруса, закрепили руль и пустили его плыть под выстрелами батарей поперек фарватера, и — о ужас! — как все были поражены, когда судно, проплыв известное расстояние только с незначительными повреждениями, село на мель на противоположной стороне, а в фортах, от учащенных выстрелов, наоборот, появились значительные трещины; тогда уже было решено загадить фарватер».
Здесь уместно было бы привести слова командующего французским флотом адмирала Гамелена, писавшего: «Если бы русские не заградили вход в Севастопольскую бухту, затопив пять своих кораблей и два фрегата, я не сомневаюсь, что союзный флот после первого же выдержанного огня проник бы туда с успехом и вступил бы из глубины бухты в сообщение со своими армиями».
Напрашивается еще вопрос: какие шансы на победу были бы у Черноморского флота, если бы он вступил в сражение с союзной эскадрой в начале сентября 1854 года? Главная боевая сила в морском сражении того времени — это линейные корабли. 8 сентября у мыса Лукулл стояли 21 линейный корабль, 13 фрегатов и 33 парохода союзников. Из числа линейных кораблей 8 было винтовых, то есть в передвижении они совершенно не зависели от ветра. Паровые фрегаты имели машины от 400 до 600 л.с., и каждый имел на вооружении до 20 орудий.
Черноморский флот мог противопоставить союзному флоту только 14 линейных кораблей, из них половина была старой постройки и не ни одного винтового. Русские пароходофрегаты (их было всего семь) подходили по классификации того времени к малым (от 220 до 400 л.с.) и были вооружены 6 – 13 орудиями. Вообще, пароходофрегатами можно было считать только корабли «Владимир», «Громоносец», «Бессарабия». Пароходы «Одесса», «Крым» и «Херсонес» еще в 1853 году были каботажными пароходами на линии Одесса – Константинополь и были вооружены по приказу Корнилова перед войной, а пароход «Грозный» (120 л.с., 6 орудий) подходил лишь под класс паровых корветов. Зачисленный в класс пароходофрегатов «Корнилов» (трофейный «Перваз-Бахри») находился в доке, где и сгорел 26 августа 1855 года.
Естественно, силы были явно неравны, к тому же все признавали, что возможность выйти из бухты зависела от направлений ветра. Конечно, корабли можно выводить на буксире пароходов. Но 9 сентября 1854 года в Севастопольской бухте находилось только 7 пароходофрегатов и три парохода. Они не могли вывести на внешний рейд одновременно все линейные корабли, зато подготовку к выходу флота обнаружил бы неприятель. Нет сомнения, что неприятельский флот, превосходивший русский по количеству судов и вооружению, не дал бы ему возможности развернуться в боевую линию.
О состоянии Севастопольской крепости, особенно о «готовности» сухопутных укреплений, знало и морское, и артиллерийское, и инженерное начальство в Петербурге, но, конечно, лучше всех положение крепости представляли начальник Главного морского штаба князь Меншиков и начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Корнилов.
После Альминского сражения, сознавая, что союзная армия может предпринять наступление на Северную сторону, одновременно с прорывом объединенной эскадры на внутренний рейд, князь разработал план, который, не объясняя своим подчиненным решил сам осуществить.
План заключался в предотвращении прорыва неприятельской эскадры на внутренний рейд, загражденный замедленными старыми кораблями, и в выводе из города части армии, которую предполагалось расположить в тылу у подходившего неприятеля. Моряки с затопленных судов влились бы в состав сухопутного гарнизона, увеличив его на 10 – 12 тысяч человек. Тем самым союзники оказались бы между защитниками города и полевой армией.
Было ли в решении князя Меншикова что-то новое в области военного искусства? Нет. Вся Европа, вплоть до начала XX века, воевала по правилам атаки и обороны крепостей, разработанным французским военным инженером второй половины XVII века маршалом Себастьеном Вобаном. Одним из вариантов этих правил предполагалось использовать возможность поставить осаждающего между осажденной крепостью и полевой армией. Как энциклопедически образованный человек, обладавший, по словам современников, недюжинным умом, Меншиков знал теорию Вобана и сумел использовать ее элементы на практике под Севастополем.
Но у вице-адмирала Корнилова, чувствовавшего себя тоже ответственным за судьбу Севастополя и Черноморского флота, сложился свой план спасения города, изложенный им на совете: выйти в море и дать бой. Корнилов считал, что при любом исходе сражения обескровленный флот неприятеля не решится на прорыв в бухту, а без его поддержки сухопутная армия не пойдет на штурм Севастополя. И укрепившись в городе, армия Меншикова могла бы защищаться до прибытия подкрепления из России.
Как показал ход обороны Севастополя, правильным оказался план князя Меншикова.
О ходе затопления кораблей в Севастопольской бухте, событиях связанных с историей этой морской операции написано уже много книг и монограмм.

Иванов В. Б. продолжение следует